БЛОГ ПСИХОЛОГА, ПСИХОТЕРАПЕВТА, СЕМЕЙНОГО ПСИХОЛОГА

В нашей семье часто рассказывают одну историю, которая, видимо, ёмко передаёт суть моего детства: когда я был ребёнком, достаточно большим, чтобы на это обратили внимание, но относительно маленьким, чтобы это было всё ещё забавным, я расплакался на кульминации мультика «Покемон: Фильм первый».

Все свое детство я был склонен к слезам – я плакал из-за синяков, ошибок, неловких ситуаций. Но именно этот просмотр фильма о покемонах произошёл на праздновании моего десятилетия. И это был первый раз, когда мне дали понять, пусть даже косвенно или подсознательно, что мои слёзы пересекли черту между безобидным поведением маленького мальчика и чем-то более постыдным.

Частично это осознание возникло из-за смехотворности повода для моего плача – ладно, тут я согласен, – и частично из-за того, что я плакал публично, перед друзьями, семьёй и другими зрителями. Но сигнал, который я уловил, был предельно ясен: мальчики не плачут а уж если и плачут в редких случаях, то точно не из-за покемонов.

Все это породило едва уловимое, но важное изменение – не в том, как я плакал, но в том, что я думал о своих слезах. Мне уже стало ясно, что слёзы – это не мужское дело, а с каждым днём рождения я всё больше становился мужчиной. Но почему же я по-прежнему мог так легко заплакать? Почему я не мог это остановить? В чём вообще заключалась проблема?

Как бы там ни было, я выбрал самое простое решение: в течение следующих лет я научился совсем не плакать, даже не поняв, что означали эти слёзы. Казалось, проблема решена, даже если я и подозревал иногда в возрасте около 20 лет, что просто спрятал её под камень в глубине души.

Я вырос таким типичным американским юношей, который мог изобразить уверенность, словно это был карточный фокус, но чьи настоящие эмоции всё более удалялись от него и становились загадочными. Они либо лежали вне пределов досягаемости, либо вырывались наружу бешеными взрывами, вспышками гнева, грусти или фрустрации, которые казались гейзерами, разрывающими мне черепную коробку изнутри.

Только после окончания колледжа и переезда в Нью-Йорк я, сам этого не осознавая, сделал важный шаг к присущей моему детству уязвимости. Я начал ходить в кино один. Поначалу кинотеатр был просто средством сбежать от города, который заставлял меня чувствовать себя копейкой в громадной банке с разменной монетой. Затем я стал писать о фильмах профессионально, что дало мне полное право нарушать это странное табу – не ходить в кино одному. Эта привычка может быть невероятно медитативной и поддерживающей, почти как молитва. Я не помню, какой именно фильм оказался решающим, но в конце концов я вспомнил как плакать.

С тех пор слёзы в кино стали для меня чем-то вроде ритуального акта, возможностью позволить произведению искусства обезоружить мои защиты и напомнить мне, что это, собственно, значит – чувствовать, присутствовать в моменте, быть эмпатичным и уязвимым, спонтанно реагировать.

Способность испытывать и выражать чувства, а не закапывать их в глубокую тёмную нору, многим может показаться по-детски элементарной – и с этим я тоже согласен, – но с мужчинами действительно что-то происходит в подростковом возрасте, что нарушает этот здоровый инстинкт. Если кажется, у женщин это получается лучше, то бесспорно потому, что женщинам во время взросления недвусмысленно дают понять: они отвечают за чувства других, будь то их родители, партнёры или в итоге их будущие дети, чьё выживание зависит от такой эмпатии.

Мужчин обычно не нагружают этой обязанностью. Мы часто получаем противоположное послание: быть мужчиной означает действовать, несмотря на эмоции, не основываясь и не согласуясь с ними. Требование сдерживать чувства, а не выражать их, создаёт угнетённое, саморазрушительное психологическое состояние, лишённое каких-либо отдушин, к чему это приводит в итоге – что ж, вы сами можете себе это представить.

Мне кажется, многим мужчинам пошёл бы на пользу некоторый эмоциональный бодибилдинг, а проливание слёз над фильмами может послужить психологическим эквивалентом качанию пресса или жиму штанги.

Это заставляет вас столкнуться с двумя важными вещами.

Во-первых, вам придётся наблюдать и вовлекаться в чувства мужчин и женщин на экране.

Во-вторых, вы смиритесь с неоспоримым присутствием ваших собственных слёз и видом своих покрасневших глаз в зеркале уборной после сеанса. Оба этих явления – прекрасная тренировка понимания ваших эмоций и приглашения их обратно в вашу жизнь, возможно, впервые с детского возраста.

Я не собираюсь утверждать, что после всхлипываний в самолёте над фильмом «Перед закатом» или за рулём машины после «Лунного света» я сразу же почувствовал себя лучше; в основном я чувствовал себя неподобающе и дискомфортно из-за заложенного носа. Но каждый из этих эпизодов помогал осторожно приподнимать крышку моего эмоционального Я, давая доступ к уязвимости, эмпатии и искренности, которые напрямую влияли на моё взаимодействие с миром. Психотерапия лишней не была, конечно, но походы в кино обходятся гораздо дешевле.

Научившись плакать, я снова узнал, как это – чувствовать глубоко, без смущения и фальшивой сдержанности; когда мой взгляд затуманивается в финале «Паддингтона 2», это значит, что я разрешил себе сочувствовать, а не отгораживаться от этого переживания. В то же время я стал меньше подвержен сбивающим с толку эмоциональным гейзерам, зато во мне больше размеренных, доступных пониманию чувств.

Так что я рекомендую вам приступить к делу и позволить слезам пролиться.. Только не забудьте захватить свои собственные платочки, потому что салфетки в кинотеатрах – как наждачная бумага.

Кевин Линкольн (писатель, живущий в Лос Анджелесе)

Перевод Ирины Маценко

Редакция Златы Волковой

www.psyshans.ru

Теги: слезы тщетности, позволить слезам пролиться