18.07.2013

Сепарационная травма. Внутренние феномены.

Сон одной моей пациентки  состоял в следующем:

"Опять началась ВОВ. В город вот-вот войдут фашисты. У пациентки есть взрослая дочь, но она находится не с ними с мужем, видимо, живёт отдельно. Пациентка чувствует сильную тревогу за дочь, приходит к ней и пытается как-то предостеречь её от того, что может происходить дальше. Она даёт ей какие-то советы, исходя из своего опыта «оккупации», исходя из своего опыта выживания в условиях войны. Они разговаривают и затем прощаются. Но потом пациентка вспоминает, что она не предупредила дочь о том, что фашисты могут «угнать» её куда-то в другое место. Она советует своему ребёнку собрать чемодан со всем необходимым – документы, зубная щётка…- чтобы он (чемодан) всегда был наготове, как «тревожный чемодан» у военнослужащих, которых могут в любой момент куда-то послать".

С ощущением, что она сделала всё, что смогла для дочери, пациентка проснулась. Уже после пробуждения она поразилась тому, что она не предложила дочери перебраться к ним с мужем – отцом девочки.

Я предположила, что пациентке во сне  это не пришло в голову, потому что ребёнок – это наши потребности, это наша часть, которая нуждается в заботе, но в условиях войны нормальное удовлетворение потребностей ребёнка невозможно, поэтому, чтобы избежать вины перед ребёнком его лучше отослать куда-то, снабдив только самым необходимым для выживания.

Если рассмотреть этот сон с точки зрения внутренней реальности пациентки, то логично предположить, что эта девушка – это её собственный внутренний ребёнок. В условиях, когда ребёнок оказывается на уровне выживания (войны) в связи с тем, что мать, в свою очередь, не смогла (и не может в текущий момент) обеспечить ей достаточно хороший уход, вынужден отказаться от своих потребностей, то есть вынужден отказаться от заботы взрослого – резко повзрослеть. Здесь срабатывает защита по принципу "нет потребностей, значит и нет проблемы", то есть нет боли фрустрации. Проще говоря - нет голода, нет и боли от голода. Нет потребности в любви, нет и боли от фрустрации  этой  потребности.

Получается, что пациентка, как бы, отослала своего внутреннего ребёнка(свои потребности) , то есть отказалась от потребности в заботе.

Интересен также и тот факт, что в «тревожном чемодане», в первую очередь, оказались документы и зубная щётка.

Человек, чьи потребности постоянно фрустрируются, живёт, подавляя большое количество гнева(ярости), которые угрожают целостности личности травматическим взрывом, результатом которого может стать диссоциация – расщепление личности, утрата связного Я. Это аналогично страху того, что после бомбёжки, человек может, однажды, очнуться и не понять кто он.

Или тому, о чём говорилось во сне пациентки – оказаться в чужой незнакомой стране без документов - без ощущения связного Я.

Зубная щётка символизирует зубы – дентальную агрессию, которая обеспечивает движение навстречу объекту и способность бороться за свои потребности, требовать их удовлетворения – вцепиться зубами во что-то, буквально вырвать зубами то, что тебе нужно.

То, что пациентке не пришло в голову то, что можно объединиться с дочерью, чтобы пережить невзгоды вместе, я интерпретировала как то, что у неё нет опыта бытия «вместе»(совместного бытия), поэтому она не видит «плюсов» в таком бытии, а видит только "минусы". Я предположила, что у пациентки есть ощущение, что она может только давать, но не может брать, что в условиях дефицита(внутреннего в первую очередь) становится слишком истощающим для неё. Я предположила, что у неё нет ощущения, что вместе пережить проблемы проще и легче, что дочь тоже может ей что-то дать, потому что она (пациентка) когда-то отказалась от своих потребностей(от желания  просить об удовлетворении своей потребности), чтобы справиться с продолжительной болью от фрустрации потребностей (полюс контрзависимости вместо здоровой зависимости) и утратила воспоминание об удовольствии бытия «вместе».

Привычным и желанным для неё стало переживание – я одна. Привычным, потому что память об этом решении стёрлась или, возможно, это произошло так рано, что оно(решение) не было осознанным решением. Желанным – потому что она так «вылечилась» от боли, и в дальнейшем старается  избегать того, что может  причинить боль.

Это похоже на то, как, если человек попал в ловушку(в капкан) нездоровой (фрустрирующей) зависимости и, чтобы спастись от боли, отрезает себе руку, отрезая, таким образом, и путь к тому, чтобы в дальнейшем начать опять что-то брать - если мне ничего не дают, то я больше и не пытаюсь брать, да, собственно, и нечем. - рук нет. В дальнейшем  такой человек уже не сможет брать сам, он сможет только манипулировать другими, чтобы они его накормили, причём желательно, чтобы они сами догадались, чего он хочет. В более тяжёлых случаях,и сам человек не будет осознавать чего он хочет, потому что оказался от потребностей, чтобы избежать  физической и психической  боли  от неудовлетворения.

В реальности повседневной жизни вышеприведённый сон  можно рассмотреть как патологический паттерн в поведении травматика(человека, пережившего сепарационную травму) в ситуациях возникновения проблемы у кого-то из членов семьи и , в равной мере, как паттерн взаимодействия своего собственного внутреннего ребёнка с внутренним взрослым.

Вместо того, чтобы успокоить ребёнка, внушить надежду, что всё будет хорошо, дать почувствовать, что ребёнок не один и вместе они справятся с проблемой, что он может получить помощь и поддержку, травматик - родитель стремится избавиться от ребёнка, предоставить ему самому справляться, усилить его тревогу, чтобы он сам спасался. Усиление тревоги ребёнка, иногда доведение его до паники – это единственное, что может сделать травматик для ребёнка – не успокоить его, а вручить ему «тревожный чемодан», потому что это единственное, что помогает выживать самому родителю, поэтому он щедро делиться этим с ребёнком, ожидая, что и ребёнку это поможет.

В результате ребёнок становится ещё более дезорганизованным(в результате возрастания тревоги) вплоть до паралича всякой деятельности по спасению – он садится и сидит опустив руки, и уставившись в одну точку вместо того, чтобы спасаться, потому что архаичная тревога затопила личность, затопила неустойчивое, незрелое эго.

При этом достигается эффект прямо противоположный тому, которого  ожидал родитель. Но родитель этого, конечно, не понимает. Он не понимает, что действия должны быть прямо противоположными – не на усиление тревоги, а на её снижение  путём контейнирования, путём преобразования её в более «перевариваемую», переносимую форму.

И ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ ВАЖНА, В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, ГОТОВНОСТЬ РОДИТЕЛЯ БЫТЬ ВМЕСТЕ, СОВМЕСТНО РЕШАТЬ ПРОБЛЕМЫ, А НЕ БРАТЬ ИХ РЕШЕНИЕ НА СЕБЯ ПОЛНОСТЬЮ, ИЛИ ПОЛНОСТЬЮ ПРЕДОСТАВЛЯТЬ ИХ РЕШЕНИЕ РЕБЁНКУ.

У травматика отсутсттвует это понимание, потому что он знал только опыт тотальной зависимости на стадии слияния, а затем опыт пребывания в одиночестве после травматичного разрыва слияния. Ему знаком только уровень выживания( в условиях войны - тотального дефицита). Этот  новый опыт совместности ему придётся приобрести в отношениях с психотерапевтом, после чего он сможет привнести их в свои значимые отношения в жизни.

Количество показов: 3497
Автор:  Ситникова Ирина Павловна
Рейтинг:  3.97